Многовековая история ингушского народа знает немало горьких страниц, но и в их ряду особняком стоит величайшая трагедия, начавшаяся 23 февраля 1944 года тотальной депортацией ингушского народа в Казахстан и Среднюю Азию. Много лет прошло с того дня. За это время родилось и выросло несколько поколений. Однако последствия этой чудовищной акции не только не изжиты до конца, но и по ряду жизненно важных аспектов оборачиваются новыми трагедиями в жизни не только репрессированных народов, но и по крайней мере их ближайших соседей.
При анализе причин этого злодеяния, в частности, в отношении ингушей и чеченцев, принципиальное значение имеет свидетельство известного ученого-эмигранта, осетина по национальности Г.А. Токаева.
«Уже в начале 1940 года Генштаб СССР пришел к письменному выводу, что в случае войны в южном направлении народы неспокойного края могут стать занозой в чувствительном месте военной машины, что поэтому было бы стратегически целесообразно принять своевременные «особые меры». Что это за «особые меры» мы охотно разъясним, если Сталин и Штеменко готовы принять приглашение опровергнуть наше утверждение», – писал Токаев в 1951 году.
Трагедию наших народов 1943-1944 годов Г.А. Токаев напрямую связывает с этим заключением Генштаба. С ним же, по его мнению, связано и решение объединенного заседания Политбюро ЦК ВКП (б) и Государственного Комитета по обороне от 11 февраля 1943 года о выселении чеченцев и ингушей (т.е. за год до его осуществления) по причинам якобы:
а) отказа чеченцев и ингушей подчиниться приказам Верховного Главнокомандования Красной Армии;
б) попыток создать свою особую национальную армию для борьбы против советской власти совместно с немцами (автор этих строк знает детали этой «особой армии» и ему не кажется неприличным для Сталина включение высшего ареопага империи столь низкой, ребяческой и циничной неправды (!);
в) совместных с немцами боевых действий в тылу Красной Армии (чего стоит этот притянутый за уши мотив видно хотя бы из того, что Ч И АССР не была даже оккупирована ни на одну минуту и, следовательно, никак не могла действовать «совместно с немцами», продолжает Токаев (там же).
Показательно, что все участники этого заседания считали, что чеченцы и ингуши действительно являются неисправимыми антисоветчиками, и рано или поздно их надо будет выселить подальше от Кавказа, но от немедленной расправы следует пока воздержаться, чтобы:
а) не снабдить геббельсовскую пропаганду могущественным оружием против СССР;
б) острая новость не проникла на еще недостаточно удалившийся фронт и не повлияла отрицательно на моральное состояние войск;
в) не создать серьезного повода для антисоветского восстания в Крыму, Украине, Молдавии, Белоруссии, Эстонии, Литве, Латвии, Карелии и, может быть, других народов Восточной Европы».
В пользу подлинности сообщаемых Г.А. Токаевым сведений свидетельствует многое. Мы знаем, что еще задолго до выселения чеченцев и ингушей в республике войска НКВД под предлогом борьбы с бандитизмом сплошь и рядом учиняли террор и насилие над мирным населением, провоцируя вспышки недовольства, готовя тем самым «обоснование» предстоящей жестокой акции. Опубликованные А. Божедомовым документы из Чечено-Ингушского партархива убедительно подтверждают это. Следует отметить, что ни советские, ни современные российские историки практически ничего нового не внесли в анализ причин депортации, в дополнение к цитированной работе Токаева. Он же одним из первых показал неубедительность и даже лживость этой аргументации.
Сознательно опускаю подробности, связанные с характером депортации многих сотен тысяч людей, условиями их переброски к местам ссылки и невыносимо тяжелой жизни, сложившейся у них, особенно в первые годы выселения. Обращу внимание лишь на то, что эшелоны товарных вагонов с ингушами и чеченцами в пути находились от 12 до 32 суток. Только за период с 23 февраля 1944 года до 1 октября 1945 года численность ингушей и чеченцев сократилась более чем на 91 тысячу человек. Эти факты самодостаточны, они вопиюще многозначительны.
Депортация разбросала людей отдельными группами на огромных территориальных пространствах, поставила их в такие условия, в которых требовались высочайшая сила духа и сплоченность не только для сохранения этнического облика, но и просто для физического выживания. Постановлением СНК СССР от 24 ноября 1948 года, Указом Президиума ВС СССР от 26 ноября того же года не только закреплялся «вечный» характер переселения, но и было предусмотрено все необходимое, чтобы выжившие спецпереселенцы растворились в окружающей инонациональной среде.
Но вернемся в 1944 год. Еще первые эшелоны с депортированными не успели доехать до Казахстана, а на Кавказе уже вовсю кипела работа по разделу их территорий, домов, скота и имущества. Указом Президиума ВС СССР от 7 марта 1944 года территория ЧИАССР была поделена между вновь созданной Грозненской областью, Грузинской ССР, Дагестанской и Северо-Осетинской АССР.
Даже человека, хорошо знакомого с механикой беззакония сталинского режима, поражает степень цинизма, с которым готовился Указ от 7 марта 1944 года «О ликвидации Чечено-Ингушской АССР и об административном устройстве ее территории». В этом не трудно убедиться, ознакомившись с двумя телеграммами Л.П. Берии И.В. Сталину от 26 и 27 февраля 1944 года. В первой из этих телеграмм СОАССР предлагается увеличить за счет Ачалукского, Назрановского и Пседахского районов в существующих границах, а также Пригородного района, за исключением его южной высокогорной части и части Сунженского района, нефтеносный Малгобекский район предполагалось включить в состав Грозненского округа, чтобы не отрывать его от объединения «Грознефть».
Вторая телеграмма Берии, посланная тому же адресату на следующий день – 27 февраля, свидетельствует о том, что Сталину показалось недостаточным планирующееся территориальное приращение Северной Осетии. Судите сами. Текст телеграммы Берии от 27 февраля 1944 года гласит: «В соответствии с Вашими указаниями и замечаниями, по нашим предложениям о ликвидации Чечено-Ингушской АССР и об административном устройстве ее территории, прошу рассмотреть и утвердить следующие дополнительные предложения:
1. Малгобекский район ЧИАССР включить в состав Северо-Осетинской АССР.
2. Передать в состав Северо-Осетинской АССР г. Моздок и прилегающую к нему южную часть Моздокского района.
3. В связи с этим включить в состав Северо-Осетинской АССР также часть Курпского района Кабардино-Балкарской АССР».
В результате, по словам Берии, Северная Осетия получила только одной «хорошей пашни» 128 тыс. га.
Свидетельство Берии о личном участии Сталина в сказочно щедром увеличении территории Северной Осетии убедительно дополняют воспоминания Кулова, работавшего в 1944 году Председателем Совнаркома СОАССР. «Хозяин (т.е. Сталин), – пишет он, – мне прямо из Кремля позвонил и на ломаном осетинском языке спросил: (далее фраза на осетинском и ее перевод) «Как наш город назывался раньше?» – «Я сперва растерялся, – продолжает далее Кулов, потом ответил: – Владикавказ». – Далее в тексте вновь следует фраза на осетинском языке и ее перевод: «Нет, я спрашиваю по-осетински, кацо!» – «О, о Дзауджикау!» – попросил извинения. – «Так назовите его, как раньше. Дзауджикау, за то, что наши во время войны показали себя героями». – Тогда же, – завершает этот эпизод своих воспоминаний Кулов, – по Указу ВС СССР город Орджоникидзе был переименован в Дзауджикау».
Мне же остается обратить ваше внимание лишь на то, что оба разговора Сталина – и с Берией и с Куловым – состоялись в ночь с 26 на 27 февраля. Именно после этих бесед в проект секретного Указа Президиума ВС СССР были внесены изменения, увеличивающие территорию СОАССР не только за счет Пригородного, Ачалукского, Пседахского, Назрановского, части Сунженского районов ЧИАССР, но и дополнительным включением в ее состав нефтеносного Малгобекского района, Курпского района Кабардино-Балкарии и всего Моздокского района Ставропольского края.
Поэтому с полным основанием в 1949 году тот же Кулов, ставший уже первым секретарем Северо-Осетинского обкома ВКП (б), в отчетном докладе на 13-ой областной партконференции говорил:
«В начале 1944 года в жизни нашей республики произошли крупные исторические события. Благодаря постоянным заботам большевистской партии, лично товарища Сталина в феврале 1944 года Советским правительством были приняты государственной важности решения по дальнейшему развитию и укреплению Северо-Осетинской АССР.
К Северной Осетии были присоединены новые районы, среди них – город нефтяников Малгобек, Моздокский и Курпский районы… Территория нашей республики увеличилась до 50 %» («Социалистическая Осетия», 1949, 12 февраля).
С безошибочностью можно утверждать, что в этой части своего доклада партийный секретарь был вполне искренним и исторгал признательность «отцу всех народов» действительно из потаенных глубин души. Только вряд ли у него были и душа, и сердце. Ибо и то и другое у любого человека содрогнулись бы от одной мысли назвать последствия страшной трагедии своих ближайших соседей «крупным историческим событием».
Присоединение столь обширных территорий, казалось бы, должно удовлетворить даже самые неуемные аппетиты. Однако уже 4 апреля того же 1944 года руководство СОАССР ставит вопрос о передаче из состава соседнего с Моздокским Курского района Ставропольского края земель 9 колхозов и свиносовхоза «Терек».
И на этот раз мотивировка традиционная. Оказывается и эти территории якобы отличаются «экономическим и хозяйственным тяготением к Северо-Осетинской АССР». Авторов инициативы совсем не смущает вопрос, каким же это образом через месяц после передачи Моздокского района Северной Осетии вдруг возникает безудержное «тяготение» к СОАССР других территорий Ставропольского края, лежащих в сотне километров от собственно исторической территории этой республики? Видимо, специфичностью приведенной мотивировки объясняется то, что почти шесть лет потребовалось для решения этой задачи: лишь 13 февраля 1950 года Президиум Верховного Совета СССР внес частичные изменения в текст своего Указа от 7 марта 1944 года и передал эти земли Курского района Ставрополья Северной Осетии.
Завидную оперативность проявили в Северной Осетии в решении своих проблем и на юге – в вопросе о границах с Грузией. Как известно, рядом Указов Президиума Верховного Совета СССР в 1943-1944 годах после депортации чеченцев, ингушей, карачаевцев и балкарцев границы Грузинской ССР были смещены на северный склон Главного Кавказского хребта. Одновременно с южной частью Галашкинского и Пригородного районов Ингушетии в состав этой союзной республики была передана и южная часть Гизельдонского района Северо-Осетинской АССР.
Не успели еще утихнуть страсти вокруг ареста, суда и казни Лаврентии Берии, как руководители Северной Осетии уже обращаются в Президиум Верховного Совета СССР с просьбой «решить вопрос об отмене Указа Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1944 года, согласно которому часть Гизельдонского и Пригородного районов Северо-Осетинской АССР была присоединена к Грузинской ССР.» И здесь не обошлось без лукавства: авторы «забыли» отметить, что южная часть Пригородного района передавалась в Казбегский район Грузии не из состава СОАССР, а из состава упразднявшейся названным Указом Чечено-Ингушской АССР. Разумеется и в этом, и в последующих обращениях они не забывали напоминать Москве, что «такое изменение южных границ Северной Осетии не вызвано ни экономическими, ни какими-либо другими разумными соображениями и являются актами вражеской деятельности авантюриста Берия».
При этом, конечно же, стыдливо опущена оценка «деятельности авантюриста Берии», неустанными стараниями которого было произведено 50-процентное приращение территории Северной Осетии в марте 1944 года.
Начавшиеся вскоре после этого процессы реабилитации репрессированных народов не умерили аппетиты этих государственных деятелей к чужим территориям. С аналогичными просьбами к союзному руководству они обращались даже после принятия ЦК КПСС в ноябре 1956 года решения о восстановлении Чечено-Ингушской АССР. Более того, уже после восстановления Чечено-Ингушской АССР и издания Указа Президиума Верховного Совета СССР «О передаче части территории Душетского и Казбегского районов из Грузинской ССР в состав РСФСР» от 11 января 1957 года, принятого в связи с восстановлением Чечено-Ингушской АССР», настойчивость руководства СОАССР лишь возросла. В конце января того же года в Президиум Верховного Совета РСФСР и в Совет Министров РСФСР с очередным ходатайством обращаются Председатель Президиума ВС СОАССР В. Дзанагов и Председатель СМ СОАССР Б. Зангиев.
Их не удовлетворяло, что антиконституционным решением ЦК КПСС в конце 1956 года Пригородный район в границах, определенных Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1944 года, передавался Северной Осетии.
Закономерно ставя вопрос о возвращении СОАССР южной части Гизельдонского района, переданной Грузии Указом от 7 марта 1944 года из состава Северной Осетии, они вопреки логике и объективным фактам активно требовали передачи своей республике и южной части Пригородного района, также возвращаемой из Грузии в состав РСФСР в связи с восстановлением Чечено-Ингушской АССР.
По их мнению, «включение этой территории в состав Северо-Осетинской АССР» вызывается следующими соображениями: «Нынешняя территория Чечено-Ингушской АССР с указанной территорией (южной частью Пригородного района ЧИАССР в границах до 7 марта 1944 года, ныне весь Джейрахский район Республики Ингушетия – Авт.), перешедшей в настоящее время из состава Грузинской ССР в состав РСФСР, не имеет экономической и территориальной связи». (Это действительно так, поскольку передача плоскостной части Пригородного района в состав Северной Осетии вернуло Ингушетию к состоянию, существовавшему до Октября 1917 года. Заложенные в период с 1859 по 1861 года на местах старинных ингушских селений казачьи станицы напрочь отделили эту часть горной Ингушетии от оставшихся ее плоскостных территорий. Передача в 1957 году плоскостной части Пригородного района в состав Северной Осетии, таким образом, восстановило былую территориальную разобщенность Ингушетии. – Авт.).
Продолжим цитирование документа. «Кроме того, на территории Ларсского сельского Совета, – пишут авторы, – по обеим сторонам реки Терек сооружена мощная гидроэлектростанция, на левом берегу находятся сама станция, ее контора, подсобные предприятия, больница, школа, три поселка и Ларсский сельский Совет. На правом берегу реки Терек находится тоннель протяженностью 8 километров, водосброс и другие сооружения гидроэлектростанции, а также три поселка, обслуживаемых Ларсским сельским советом. Таким образом, одно государственное предприятие, ГЭС, и его коллектив рабочих и служащих будут расположены на территории двух республик, что создает большие неудобства как для работы предприятия, так и для обслуживания населения». Кроме лжи по некоторым позициям письма, авторы «забыли» отметить, что вся территория, на которой расположена Эзминская ГЭС, и по правому и по левому берегу реки Терек в месте с населенными пунктами Джейрах, Мецхал, Эзми, Балта и другими составляли южную часть Пригородного района, переданного Указом от 7 марта 1944 года в состав Грузинской ССР и при полном ее возвращении ЧИАССР, как это полагалось по закону, гидроэлектростанция, кстати, построенная на средства Грузии, не испытывала бы тех страшных гипотетических проблем в своей деятельности, о которых столь проникновенно писали Дзанагов и Зангиев.
И наконец, главный аргумент руководителей СОАССР: «В экономическом и культурном отношении населенные пункты Дарьяльского сельского Совета (до 7 марта 1944 года – Джейрахский с/совет – Авт.) тяготеют непосредственно к Пригородному району и городу Орджоникидзе, так как удобные пути сообщения с ними имеются только через территорию Северной Осетии».
Здесь отчетливо и выпукло проступает логика какого-то опрокинутого мира, перманентного территориального экспансионизма руководства Северной Осетии, четко проявляющего с начала 20-х годов в независимости от персон, стоявших у руля республики. Получается, что просто опасно соседствовать с Северной Осетией. Любой клочок территории, который приглянется ее руководству, с точки зрения этого руководства «экономически и культурно» тяготеет к Северной Осетии и только поэтому рано или поздно оказывается в составе ее территории. Более того, прилегающие к полученной территории земли также вдруг начинают неудержимо опять-таки » в экономическом и культурном отношении тяготеть» к Северной Осетии. Так было не только с исконными территориями Ингушетии. Таким же образом добрая часть Кабарды, Ставропольского края в разные годы при Советской власти оказались в составе Северной Осетии.
Возвращаясь к исходу тяжбы, затеянной Северной Осетией по возвращаемым Грузией территориям, считаем нелишним напомнить, что не только вокруг гидроэлектростанции накалились страсти. Руководство СОАССР в дополнение к отторгнутой плоскостной части Пригородного района замахнулось и на обладание почти половиной всей горной территории Ингушетии, на которой сохранились удивительные образцы башенной архитектуры ингушей, имеющих мировое культурное значение.
Видимо, последнее обстоятельство возмутило и оргкомитет по восстановлению Чечено-Ингушской АССР, члены которого еще в период своей работы в комиссии ЦК КПСС в ноябре-декабре 1956 года, за редким исключением, с «пониманием» отнеслись к проблеме расширения территории Северной Осетии за счет Пригородного района Ингушетии. Но на этот раз председатель Оргкомитета заявил, что ходатайство о передаче этой территории Северной Осетии «Оргкомитет по Чечено-Ингушской АССР считает совершенно необоснованным и категорически возражает против его удовлетворения». Однако, начатое с такого решительного тона, письмо завершалось необъяснимой с его стороны уступчивостью. «В части передачи территории электростанции, – пишет он, – Оргкомитет не возражает несколько изменить границу, существовавшую до 7 марта 1944 года, с учетом включения территории электростанции в состав Гизельдонского района Северо-Осетинской АССР».
Таким образом, весной 1957 года Ингушетия лишилась не только Пригородного района, но и западной части нынешнего Джейрахского района, оканчивавшейся на правом, а частью и на левом берегах Терека. Тем самым республику отрезали от Военно-Грузинской дороги, что в точности повторило действия царских властей в период 1859-1865 годов.
После знакомства с подобными фактами уже не воспринимаются как нечто из ряда вон выходящее такие документы, как «Протокол совещания республиканской переселенческой комиссии при Совнаркоме Северо-Осетинской АССР» от 5 марта 1944 года. Обратите внимание на поразительную сверхоперативность североосетинских властей. Само выселение чеченцев и ингушей, начатое 23 февраля, в ряде мест еще не завершено, лишь 7 марта 1944 года появится Указ Президиума ВС СССР «О ликвидации ЧИАССР и об административном устройстве ее территории», а руководством республики созданы и активно действует сельские, районные и республиканские переселенческие комиссии. Протокол главной, республиканской комиссии не оставляет никаких сомнений в том, что по меньшей мере к 5 марта 1944 года никаких дополнительных усилий со стороны властей к стимулированию населения к переселению в ингушские села прилагать нужды не было. Напротив, организаторам этого дела приходилось сдерживать энтузиазм граждан. Выяснилось, что к подобному переселению изъявили желание жители отдельных сел в полном составе, что грозило обезлюдением самих осетинских селений. Только во Владикавказе (тогда Дзауджикау) поступило до 3-х тысяч заявлений от глав семейств, желающих переселиться в районы и села Ингушетии.
Поэтому странно было слышать от товарища Галазова на протяжении ряда лет, что заселение осетинами ингушских селений было принудительным актом, уравниваемым им по своим последствиям с репрессивными актами, предпринятыми в отношении ингушского народа.
Можно согласиться с тем, что осетинский народ действительно является не только жертвой, но и заложником политики своего руководства, которое с начала 20-х годов не скрывало своих территориальных притязаний к соседям со всех четырех сторон света. Руководители периодически менялись, курс на расширение «жизненного пространства» Северной Осетии остается неизменным.
Как ни важны вопросы выявления причин депортации народов, всего что сопутствовало этому злодеянию, сегодня более животрепещущим является обобщение последствий этих актов вандализма, современное состояние в восстановлении прав «наказанных народов». В этой связи следует отметить, в конце 80-х годов под воздействием демократической общественности, национальных движений самих репрессированных народов, казалось, сдвинулся с мертвой точки процесс реального восстановления их прав. Декларация ВС СССР от 14. 11. 89 года «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав», Закон РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» от 26 апреля 1991 года породили серьезные надежды на восстановление справедливости.
Однако уже накануне принятия Верховным Советом РСФСР Закона «О реабилитации репрессированных народов» 19 апреля 1991 года в Пригородном районе было спровоцировано столкновение между частью ингушского населения и местной милицией, использованное властями как повод для введения чрезвычайного положения в Пригородном районе и в г. Орджоникидзе (ныне Владикавказ).
Под прикрытием этого режима и событиями в Южной Осетии в СОАССР производится безудержная милитаризация экономики, на ряде предприятий осуществляется производство различных видов вооружения и боеприпасов, создаются незаконные отряды боевиков, «отряды народного ополчения», «Республиканская национальная гвардия» и.т.д. В Алагирском и Моздокском районах в спецшколах под общим руководством генерала К. Цаголова (ныне зам. министра Российской Федерации по делам национальностей) проходят подготовку боевики по широкому спектру военных специальностей. Население интенсивно обеспечивается стрелковым оружием, «мирные» колхозы обзаводятся бронетехникой, осуществляются захваты оружия и военной техники в воинских частях.
К завершению подготовки, загодя замышлявшейся вооруженной акции против ингушского населения, руководство Северной Осетии, похоже, приступило с осени 1991 года. Уже тогда, после заключений союзной и российской парламентской и правительственной комиссий о необходимости возврата Ингушетии Пригородного района, во Владикавказе поняли, что у них нет законных путей отстоять эту незаконно присвоенную территорию. Все дальнейшие усилия российских властей и представителей ингушского народа цивилизованно решить проблему территориальной реабилитации ингушского народа руководство Северной Осетии успешно и безнаказанно игнорировало. Руководство страны оставило без всякого внимания демонстративную неявку в полном составе всех представителей Северной Осетии на заседание правительственной комиссии, созданной для реализации Закона «О реабилитации репрессированных народов». И это произошло всего-то за 10 дней до начала трагедии в Пригородном районе и в городе Владикавказе.
В ходе так называемого осетино-ингушского конфликта в конце октября – первых числах ноября 1992 года (по официальным данным) погибло 546 человек (407 ингушей и 105 осетин). Среди них 41 женщина (33 ингушки и 5 осетинок), 12 детей в возрасте до 15 лет (все ингуши). Осетинскими бандформированиями, вступившими в зону конфликта в обозе российских войск после кровавой расправы над мирным населением, сожжены почти все ингушские дома в 14 из 16 наиболее крупных населенных пунктов Пригородного района, где до этого компактно проживало более 60 тысяч ингушей. Уцелевшие дома и квартиры депортированных ингушей с санкции официальных властей заселялись представителями осетинской национальности. Таким образом, при прямом соучастии российских войск ингушское население Пригородного района и г. Владикавказа подверглось насильственной этнической чистке, являющейся одной из самых изощренных форм геноцида.
Ни одно решение властных структур федерального центра по урегулированию конфликта по вине северо-осетинского руководства не проведено в жизнь до конца. Прошло более 8 лет после трагедии осени 1992 года. Но даже возвращение депортированного населения к родным пепелищам не удается вывести из состояния «вялотекущего процесса». Это наиболее убедительное доказательство тому, что происшедшее осенью 1992 года не является «осетино-ингушским конфликтом». Из состояния конфликта при обоюдном желании конфликтующих сторон рано или поздно выходят. Гораздо труднее выйти из состояния войны. Происшедшее же осенью 1992 года было результатом безжалостной войны, объявленной националистическим руководством Северной Осетии (субъекта Российской Федерации) против Закона Российской же Федерации «О реабилитации репрессированных народов». По сути дела, война против этого Закона в открытой и в явной форме никогда и не прекращалась. Давно уже очевидно и ясно, что устранение последствий так называемого осетино-ингушского конфликта, не может быть достигнуто без решения проблемы Пригородного района. Но ее вновь и вновь пытаются нивелировать, смешав с десятками территориальных споров, существующих в стране. Делается это, похоже, лишь для того, чтобы перевести ее в другое правовое пространство, не связанное с отторжением территорий целых народов, осуществлявшихся варварскими насильственными методами.
Недавно исполнилось 230 лет как плоскостная Ингушетия, располагавшаяся в 18 веке в основном на территории нынешнего Пригородного района, подписала договор о принятии Российского подданства. И на этой территории ингуши твердо отстаивали не только свои интересы, но и интересы Российского государства. Происходило это в первую очередь потому, что соответствовало обоюдным интересам. Во всей последующей истории Ингушетии не зафиксировано ни одного антироссийского выступления. Хотя это вовсе не означает, что ингуши не вели борьбу за свои жизненно важные права. Практически весь этот период наш народ, очень часто в условиях крайне сложной политической истории Кавказа и России, вынужден был бороться за этническое самосохранение, за создание элементарных условий для мирной созидательной жизни.
Разумеется, эта доминанта – прерогатива не только нашей национальной истории. Национальный вопрос, по меньше мере последние полтораста лет, является одним из самых острых вопросов внутренней, а часто и внешней политики России. Опыт заканчивающегося 20 века убеждает нас в следующем:
во-первых, всякая оппозиция в стране в борьбе за власть успешно эксплуатировала национальный вопрос;
во-вторых, придя к власти, в том числе и с помощью деклараций о справедливом решении национальных проблем, всякий новый политический режим практически тут же отходил от своих обещаний и скатывался к прежним имперским методам укрепления унитарного государства.
В этом отношении нынешние власти России практически один к одному повторили политику не только большевиков, но и их предшественников. Причем последствия их действий усугубил распад огромной державы, сопровождаемый кровавыми конфликтами, которым порой некорректно придается характер межнациональной вражды. По большому счету, власти не хотят признать, что глубинные причины и истоки этих конфликтов лежат в политике их предшественников, в непрофессионализме собственных действий. И тем более мало что ими делается для цивилизованного устранения названных причин. До тех пор пока власти делят народы России на народы «лояльные» и «не лояльные», до тех пор будет сохраняться политика «двойных стандартов» в национальном вопросе. А это, по определению Президента Ингушетии Руслана Аушева, означает, что при таких исходных посылах ни одна из известных форм устройства многонационального государства не может быть прочной и устойчивой. Всем очевидно, что это не соответствует ни интересам самого государства, ни чаяниям народов, его населяющих. Но видимых изменений в подходах к решению этой проблемы пока не видно.
Самое горькое свидетельство тому – судьба Закона РФ «О реабилитации репрессированных народов», борьба против которого в формах не совместимых с практикой строительства цивилизованного государства, ведется с 1990 года. Осенью 1992 года эта борьба в Пригородном районе и в г. Владикавказе вылилась в форму войны против указанного Закона. Расправа над десятками тысяч мирного ингушского населения, осуществленная осетинскими незаконными вооруженными формированиями при соучастии российских войск, имела самые негативные последствия для государственных интересов России, в первую очередь, на всем Кавказе.
Сошлемся только на один пример. Уже давно не является секретом, что попытка российских властей использовать ситуацию 1992 года в Пригородном районе как повод для устранения режима генерала Дудаева в Чечне не только окончилась провалом, но достигла обратного результата. Расправа над мирным ингушским населением в Северной Осетии предельно радикализировала сепаратистские установки политического руководства Чечни, оказала прямое воздействие на выработку невыгодной для России политической ориентации у значительной части ее населения. К чему все это привело, до сих пор ощущает на себе не только Северный Кавказ, но и вся огромная Россия.
На Кавказе не принято восхвалять, а тем более кичиться заслугами предков. Однако, даже при строгом следовании этому принципу, полагаю, мы обязаны отметить следующее. Ингушский народ, как и другие репрессированные народы, не исчез и не сошел с исторической арены после трагедии 1944 года прежде всего благодаря силе духа, сплоченности и жизнестойкости, унаследованной от своих отцов. Именно эти качества, передающиеся поколениям по эстафете, помогли Ингушетии устоять в условиях катастрофических последствий событий осени 1992 года. При этом народ наш, понесший в 20 веке огромные человеческие и материальные жертвы, отнюдь не озлобился и тем более не ищет поводов для сведения исторических счетов с кем бы то ни было. Он по-прежнему нацелен на мирную созидательную жизнь. Не ищет для себя льгот и привилегий за чужой счет. Но вместе с тем в рамках законов и правил жизни цивилизованного общества добивается того, чтобы считались с его законными правами и интересами.
ТАМЕРЛАН МУТАЛИЕВ
22.02.99 год
http://ghalghay.com
